– Потому что это будет потрясающее зрелище и все, кто его увидит, просто умрут. Либо от восхищения, либо от зависти.
– Да ну вас, – она смущенно улыбнулась. – Скажете тоже.
Диск запустился, прозвучали первые аккорды, я картинно поклонился и встал в позицию.
А получилось у нас очень даже ничего, я остался доволен. Дана ни разу не сбилась и в некоторых па продемонстрировала даже определенное изящество. Все-таки она на редкость пластичная девчонка.
– Еще разок? – предложил я. – Закрепим.
– Давайте, – она с радостью согласилась.
Второй раз получилось куда лучше. Мы повторили еще раз. Появилась уверенность. После четвертого раза – легкость. Я перебрал несколько мелодий на диске и выбрал танго с более высоким темпом.
– Рискнем?
Она решительно тряхнула головой:
– А, где наша не пропадала!
Ё-моё, да Дана ли это? Она ли это говорит? Где та забитая, стесняющаяся, робкая девочка, из которой лишнего слова не вытащишь? Где та Дана, которая как огня боялась всего нового?
С быстрым танго мы тоже справились, хотя Дана два раза споткнулась и дыхание у нее немного сбилось.
– Еще разок? – предложила она, чуть задыхаясь.
– Обязательно. Только отдышись. Кстати, давай-ка давление измерим, чтобы знать, во что нам этот темп обошелся.
Обошелся нам быстрый темп в сущую ерунду, можно было даже внимания не обращать, пульс – всего-то восемьдесят три, тогда как в состоянии покоя – шестьдесят – шестьдесят два. И давление приличное, почти не повысилось.
Во второй раз быстрое танго прошло без сбоев, и я подумал, что пора приобщать членов семьи к нашим общим успехам.
– Хочешь, позовем твоих родителей, пусть посмотрят, как ты танцуешь?
– А можно?
– Почему же нет? – не понял я.
– Ну, я же не одна буду танцевать, вы тоже будете. А вдруг вы не хотите, чтобы кто-то, кроме меня, видел, как вы танцуете.
Что это? Деликатность? Или такое своеобразное проецирование собственной застенчивости? Совсем еще недавно Дана впадала в панику при одной мысли о том, что кто-то увидит, какая она неловкая. Неужели она думает, что все люди такие, все стесняются самих себя? Но тут важно другое: она понимает, что достигла какого-то успеха, и хочет, чтобы ее родители за нее порадовались. Вот это мы с ней молодцы!
– Я не возражаю, чтобы меня видели танцующим, – рассмеялся я. – Так что, зовем?
– Зовем. Я сейчас их приведу.
Через пару минут в «тренажерку» вплыла Лариса Анатольевна, следом за ней протиснулся сияющий папаня.
– Я принесу для вас стулья, – засуетился я, но папаня жестом остановил мои гостеприимные потуги.
– Не надо, мы постоим. Ну, показывайте, чего добились.
– А смотри, Миша, как Дана хорошо выглядит, – защебетала Лариса. – Правда, совсем другой человек? И талия обозначилась. Когда она в платье, ты не видишь ничего, а ты посмотри сейчас, когда она вся обтянутая…
– Вижу, вижу. Не мешай людям, – проворчал он довольным голосом.
Я не стал рисковать и поставил музыку помедленнее. Это было что-то! Без единой ошибки, резко, четко и одновременно тягуче. Ай, молодцы!
Родители пришли в восторг и громко зааплодировали.
– Надо твою маму позвать, – заявила Лариса Анатольевна, – пусть тоже посмотрит на такую красоту. И Валентину позовем, и всех, кто дома.
Я посмотрел на Дану. Как ей такое предложение? Не забоится? Не застесняется? Но девочка, воодушевленная неожиданным успехом, согласилась повторить концертный номер для широкой публики.
Дома оказались, помимо Анны Алексеевны, Валентина Олеговна и Юля. Я подозревал, что Лена тоже дома, но ее почему-то не позвали. Впрочем, мне было все равно. Прошло несколько месяцев, и чувства не только утратили остроту, но и почти совсем забылись. То есть я помнил, что был когда-то влюблен, но не более того.
Второе исполнение прошло чуть хуже, и я понимал почему: Юлин недобрый взгляд жег нас и испепелял, на ногах будто гири повисли. Но все равно это было замечательно, и мы сорвали вполне заслуженные аплодисменты.
– Все, решено, в конце июня у Лановского юбилей, он устраивает большой прием, мы уже приглашение получили, – заявил папаня. – Приглашает с семьями. Как раз Тарас приедет. И ты, Дана, с нами поедешь. Станцуешь там – пусть все ахнут, какая у меня девочка.
– Да ты что, пап, – забормотала Дана. – Это же только для вас. При чужих людях я не смогу.
– А ты учись, у тебя еще целый месяц впереди. Завтра пришлю портного, пусть снимет мерку и шьет тебе платье.
– Пап, не надо, пожалуйста. – От страха Дана готова была расплакаться. – Я никуда не поеду.
– Глупости! Ты отлично выглядишь и прекрасно танцуешь.
Мне было так жалко девочку, что я решил вступиться.
– Михаил Олегович, ей там не с кем будет танцевать, настоящее аргентинское танго мало кто умеет…
– Глупости! – прервал он меня. – Я узнаю заранее. Если у Лановского на приеме не окажется партнера для Даны, ты поедешь с нами и будешь с ней танцевать.
Я собрался было ответить что-нибудь резкое, в том духе, что моей зарплатой поездки и танцы на приемах не оплачиваются, но вдруг перехватил полный ненависти взгляд Юли. И передумал.
– Конечно, Михаил Олегович. Со мной Дане будет спокойнее, все-таки мы сможем каждый день тренироваться, а знакомый партнер – это очень важно.
– Ну, вы продолжайте, занимайтесь, – царственно разрешил папаня и увел публику, оставив нас с Даной одних.
Дана стояла, понурившись и опустив плечи.
– Не бойся, – ласково сказал я. – Со мной не страшно. И потом, рано расстраиваться, это еще не скоро.
– Надо мной будут смеяться, – упрямо проговорила девочка.