– Чего ты улыбаешься? Тебе смешно? – спросил папаня с подозрением.
– Просто радуюсь, что он больше никого не убьет.
Мне показалось, что вывернулся я довольно ловко. Но насчет того, чтобы не провожать Дану, это папаня поторопился. Мне эти проводы позарез нужны. Во всяком случае, пока не представится возможность поговорить с Владимиром.
– Я все-таки буду провожать Дану, если вы не возражаете, – сказал я. – Знаете, как-то спокойнее. Мне это не трудно. И потом, я заставляю ее подниматься на шестой этаж пешком, ей это полезно. А без меня она снова станет ездить на лифте.
– Ну, как знаешь. – Папаня пожал плечами и сделал выразительный жест, который на всех языках мира означает одно и то же: «Свободен, можешь идти».
Через два дня состоялся третий раунд. Дана собралась навестить дядюшку, и мы отправились в соседний дом. У меня было достаточно времени, чтобы обдумать тактику боя, и я чувствовал себя вполне подготовленным.
– Здорово, – я приветливо улыбнулся открывшему дверь Володе и протянул руку, которую он пожал, – вот привел твою любимицу. Чаем угостишь?
– Заходи. – Он посторонился, пропуская нас в квартиру.
Снег валил с самого утра, и мы с Даной долго вытирали ноги перед порогом и отряхивали мокрые куртки.
– Дануська, я посмотрел твою работу по Массейсу, ты молодчина, – сказал Володя. – Сегодня тебе задание перевести свой текст на английский.
– На какой?
Интонация заданного Даной вопроса показалась мне странной. С такой интонацией обычно спрашивают, какой чай налить, черный или зеленый. Но вот что касается иностранного языка… Чего-то я недопонял.
– На английский, – ответил он.
– Может, лучше на америкен? – заныла Дана.
– Нет, кукла, на америкен ты переводила текст по Тициану, а теперь давай-ка тряхни классическим английским.
Только тут до меня доперло, что речь идет об английском и американском вариантах, которые, как известно, отличаются друг от друга всякими междометиями и идиомами, а также произношением. Сам я в этом не разбираюсь и английского почти совсем не знаю, но те, кто знает, что-то такое рассказывали.
– У вас Дана английский в двух вариантах изучает? – спросил я, оказавшись на кухне.
– Да, Муза с ней занимается. Пригодится.
Что-то он сегодня немногословен, будто расстроен чем-то. Уж не рассказом ли прекрасной Елены о моих домогательствах? Ничего, подожди, то ли еще будет. Я сейчас сам тебе все расскажу и посмотрю на твою реакцию. А чего хитрить? Иногда прямые удары намного эффективнее всяких там финтов.
– Володя, я с тобой посоветоваться хотел. Понимаешь, какое дело… – Я изобразил смущение. – Мне Лена очень нравится.
– Красивая женщина, – коротко констатировал он, и было непонятно, то ли он с пониманием относится к тому, что она мне нравится, то ли имеет в виду что-то совсем другое.
– Я начал к ней клинья бить, и все вроде на мази было, как вдруг твой братец нас застукал и устроил скандал. Не знаешь почему?
– Нет. Могу только догадываться.
– Ну и почему?
– Вероятно, Миша считает, что поскольку Лена живет полностью на его обеспечении, она должна вести себя прилично. Если она собирается устраивать собственную личную жизнь, то пусть тогда ее обеспечивает кто-то другой. Никакого иного объяснения я дать не могу.
Во мастер, а? Нет, вы только посмотрите на него! Врет как сивый мерин и при этом не сказал ни слова неправды. Учиться у него и учиться.
– Но что неприличного в том, чтобы встречаться со мной? Она не замужем, свободная женщина, почему мы не можем быть вместе?
– Пожалуйста, предложи ей переехать к себе, возьми на себя заботы о ней и ее сыне, в том числе и материальные, найди возможность зарегистрировать ее в Москве. Ты же не хочешь, правда? Или не можешь. Ты хочешь спать с женщиной, а честь кормить и одевать ее и ее сына ты благородно предоставляешь другому. Это, по-твоему, правильно?
Черт! К такому повороту я готов не был. И возразить-то нечего. То, что говорил Владимир, звучало совершенно по-идиотски, но было настолько идеально правильным, что и аргументов-то не найти. Я рассвирепел до такой степени, что крышу у меня моментально сорвало. Тут все соединилось: и приговор врачей, и отсутствие спортивной перспективы, и то, что я понял про Лену, и моя растоптанная влюбленность, и моя злость на Володю за его разговоры про предназначение и про то, что у меня ничего не получилось, и ощущение полной беспомощности от его последних слов. Получился коктейль Молотова, который, само собой, немедленно рванул.
– Но раз тебе можно, то почему мне нельзя? Ты же именно так и поступил, сделал Лене ребенка и подкинул ее брату, мол, на, братец, содержи мою любовницу вместе с сыном, корми их, одевай-обувай, а я буду, когда мне захочется, с ней спать. Что, нет? Не так?
– Не кричи, – спокойно произнес Володя, – Дана услышит. Все то же самое, только на три тона ниже. Откуда ты это все взял?
– Я видел, как Лена бегает к тебе, когда твоей жены нет дома. – Я сбавил тон и начал яростно шипеть.
– И что с того? Вот сейчас моей жены нет, она в командировке, а здесь и Дана, и ты. Я что, сплю с вами обоими? Или по очереди?
– Делаешь вид, что не понимаешь, да? Умный, да? Думаешь, я не допираю, почему твоя жена никогда туда не ходит? Она все знает про Лену, и ей неприятно с ней встречаться. Ну, может, не знает точно, но догадывается. И мирится с этим, потому что понимает, что она старая и некрасивая, а Ленка – молодая красотка, и пусть лучше ты будешь трахать ее, чем неизвестно кого. Хоть какая-то гарантия, что СПИД в дом не притащишь.
Был бы он нормальным мужиком – должен был бы меня прибить на месте. Конечно, вряд ли у него это получилось бы, все-таки даже при моих травмах я намного сильнее и опытнее, но попытаться он должен был. Но Владимир Олегович Руденко нормальным не был, потому что он молча выслушал весь поток моей облеченной в слова бурлящей ярости, а потом, когда поток иссяк, подлил мне еще чаю.