Все не так - Страница 64

Да нет, пожалуй, тут никакой мистикой не пахнет. В его словах была определенная логика. Правда, насчет того, что звезды как-то там встали, – это я сомневался, но все остальное звучало вполне правдоподобно и полностью подтверждалось моими собственными жизненными наблюдениями.

– И каково же, по-твоему, мое предназначение? Я так понимаю, что ты именно к этому ведешь, – заметил я, не скрывая ехидства.

– Правильно понимаешь. – Он снова отхлебнул свое пойло. Вот интересно, когда оно закончится, он снова зальет свою бездонную бадью горячим чаем и будет ждать, пока он остынет, или хотя бы несколько глотков горяченького сделает? И сколько таких бадеек он исхлебывает за день? – Твое предназначение, Павел, – поддерживать слабых, быть рядом с ними и помогать им. Тебе природа дала для этого все необходимое. Ты восемь лет шел одной дорогой и никуда не пришел. Зато по другой дороге ты за полтора месяца прошел путь, на который другим людям потребовались бы годы. Именно в таких случаях мы, глядя со стороны, ахаем, восторгаемся и говорим о таланте. Я вижу, как ты общаешься с Даной. Ты даже не всегда понимаешь то, что я тебе пытаюсь объяснить, и при этом ты интуитивно делаешь все совершенно гениально. Самый лучший психолог или психотерапевт не смог бы поступать более правильно. Прошло чуть больше месяца, а девочка меняется прямо на глазах, и это при том, что похудела она совсем чуть-чуть. Вот в чем твое предназначение. Поэтому у тебя все получается с Даной, и получается талантливо. В тебе нет пренебрежения к слабому, ты умеешь его жалеть, сочувствовать этой слабости, и в тебе есть дар, позволяющий реально помочь. А ты собираешься растратить свою жизнь на погоню за красивеньким. Не жалко? Все равно ведь не догонишь.

Только этого не хватало! Я, спортсмен и боец, должен превратиться в жилетку, в которую будут плакаться истеричные дамочки? У Владимира Олеговича точно с головой беда.

– Это мы еще посмотрим, – сказал я, вставая. – Но ты прав, Володя, это не твое дело. И не лезь ко мне с этим.

– Больше не буду. – Он улыбался и, казалось, совсем не обиделся. – Этот разговор у нас состоялся в первый и в последний раз, обещаю. Просто я должен был все это сказать, чтобы потом не корить себя за то, что не сказал.

– Ладно, ты сказал – я забыл. Проехали.

Я попрощался с Даной, сидевшей перед компьютером и что-то писавшей, поглядывая в открытый альбом, и уехал. Разговор оставил противный осадок, даже не осадок, а какое-то долгое послевкусие, когда еда уже давно переварилась, а воспоминание о ней никак не смыть с языка водой и не стереть конфетами. Действительно, в тяжелой ситуации я остался один… И через восемь лет пребывания в столице оказался на той же точке, с которой начинал: без работы, без денег, без жилья, то есть за эти годы никакого движения вперед не наметилось. С этим невозможно спорить. Неужели Владимир прав? Но тут же мое живое воображение рисовало карикатурную картинку, на которой я в роли «помощника слабых», с огромными сумками, из которых торчали огурцы и кефир, покорно тащился вслед за одетой в дорогую шубу и увешанной цацками рыдающей немолодой теткой. И с этим соглашаться не хотелось категорически.

* * *

На следующий же день, злой и преисполненный намерений немедленно доказать неправоту Владимира Олеговича, я взялся за усиленные тренировки. Вообще-то я и раньше старался поддерживать форму, дома делал специальную гимнастику, а в доме у Руденко не упускал возможности попользоваться «тренажеркой» и, пока Дана ножка за ножку плелась по дорожке, подкачивал мышцы, но теперь я решил, что пришло время заняться собой всерьез и постепенно возвращаться в боевые кондиции. Нога болела все меньше, и мне показалось, что время пришло.

Через неделю стало понятно, что я непростительно поторопился. Боль в спине возникла такая, что пришлось отправиться к врачу. При всем негативном отношении к сказанному Володей его слова все-таки заронили в мою дурную голову некоторые сомнения, и врача я выбрал другого, не того, который лечил меня в больнице.

– Да ты что, парень, – произнес он, разглядев мои снимки и прочитав бумажки, выданные мне в больнице, – какие нагрузки? Совсем с ума сошел? И думать забудь! В большой спорт ты не вернешься никогда. Даже из головы выбрось.

Я пытался спорить и что-то доказывать, врач усмехался, показывал ручкой на какие-то участки снимков и терпеливо, как недоумку, объяснял, что «вот это» и «вот это» свидетельствует совершенно однозначно: одно неудачное падение или сильный удар по спине – и я превращаюсь в беспомощного инвалида на всю оставшуюся жизнь. Он талдычил это до тех пор, пока я не поверил.

В тот день я здорово набрался в клубе с какими-то малознакомыми мужиками, дома очнулся, обнаружив рядом с собой в постели страшную до невозможности девицу, и на работу явился в таком состоянии, какого у себя за последние годы и не припомню.

– Та-ак, – протянул хозяин, открыв мне дверь и потянув носом, – все ясно. Вечер был проведен бурно. Ну пойдем, у тебя есть пять минут, чтобы выпить кофе.

Мне хотелось не кофе, а умереть, предварительно расстреляв из гранатомета врезавшегося в меня водителя и всех врачей, вместе взятых. Но я покорно поплелся вслед за папаней в столовую, понимая, что если нельзя сделать то, что хочется, то надо делать хотя бы то, что можно.

Легче от кофе не стало, к головной боли прибавилось еще и сердцебиение, и я окончательно скис. Дана уже заглядывала к нам, давая понять, что готова заниматься, но папаня как-то не обратил на это внимания.

– Так что случилось-то? – спросил он, разглядывая меня, словно в первый раз видел. – Что праздновал?